Московский комсомолец 19 февраля 2001

ЮЛИЯ КАЛИНИНА

Скандинавская модель общественного устройства — это, видимо, и есть тот самый социализм, который мы так и не смогли построить. Рассказывать о ней можно бесконечно — особенно если посмотришь на эту удивительную жизнь своими глазами. Мне как раз посчастливилось на нее посмотреть совсем недавно — в Дании. Было нас человек двадцать пять — юристов, учителей, журналистов, правозащитников из разных регионов России. Поездку организовала Московская Хельсинкская группа, проводилась она на средства датских налогоплательщиков, и цель была всего одна — “знакомство с датской демократией”.

Пять дней мы с ней знакомились, ахали, изумлялись, сравнивали и все старались понять, отчего же такая колоссальная разница между ними и нами. Почему у них не воруют, не берут взятки, не орут на детей, не бьют и не пытают задержанных, тратят огромные деньги на обучение инвалидов и вежливо обращаются с заключенными? И можно ли так сделать, чтоб у нас тоже перестали воровать и брать взятки, орать, бить и пытать?..

Но самое потрясающее в Дании — школы для детей с отклонениями. Для глухонемых, незрячих, умственно отсталых, аутистов и олигофренов, для тех, кого невозможно вылечить, кто никогда не станет нормальным человеком.

В одном таком учебном заведении нам показали девочку тринадцати лет. Она неподвижно лежала на широкой лежанке среди разноцветных пластмассовых шариков, глядела невидящими глазами в потолок и то ли дышала, то ли хрипела, задыхаясь. Смотреть на нее было страшно, но педагог объяснил, что у нее сейчас просто насморк, поэтому так тяжело дышит. А вообще, у нее какое-то врожденное отклонение, состояние ухудшается с каждым годом, она уже не может ходить, но еще как-то передвигается, ползает. Не видит, не говорит, только слышит. Но ее все равно здесь учат — учат контактировать с внешним миром, осуществлять самостоятельно хоть какие-то свои желания. То есть раньше учили, когда она была маленькая, а сейчас уже только стараются сохранить навыки...

Для совсем “тяжелых” детей — отдельные школы, оборудованные множеством специальных приборов, компьютерами, тренажерами, каталками, креслами... Там у каждого своя няня, свой педагог. Обычно детей привозят утром в школу родители, вечером забирают домой.

А дети со сравнительно небольшими отклонениями учатся в обычной школе, но у них отдельные классы по 4—5 человек. На каждого такого школьника в год тратится 210 тысяч крон (30 тысяч долларов). Причем родители не платят ни кроны — ни за обучение, ни за уход за детьми. Все деньги берутся из тех самых сумасшедших налогов, которые платит каждый датчанин.

— Все это очень здорово, очень гуманно, — спросили мы, — но зачем тратить столько средств на тех, кто все равно никогда ничего не даст ни стране, ни обществу? Ведь, с точки зрения интересов государства, это совершенно напрасная трата денег.

— Понимаете, — ответил завотделом уездной администрации, — здесь нет никакого расчета. Просто мы думаем, их ведь и так Бог обидел. Давайте хотя бы мы, люди, им поможем.

В нашей стране “тяжелые” инвалиды содержатся в жутких питомниках для умалишенных и влачат там скотское существование, пока не помрут. Их, разумеется, никто ничему не учит. Инвалидов со сравнительно небольшими отклонениями тоже никто не учит и никто им не помогает. Они живут дома на пенсию 453 рубля в месяц. Недавно президент своим указом ее повысил. Прибавил 15 рублей. Большая часть инвалидов от прибавки отказалась, сочтя ее издевательством. Однако это событие не получило у нас широкой огласки.